Автор: Крылан
Название: Семь ключей прошлого
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: PG-13
Жанры: Ангст, философия
Размер: Мини
Кол-во частей: 7
Часть I. Часы. (Акихиро)
Часть II. Нож. (Ирга)
Часть III. Книга. (Винсенс)
Часть IV. Диадема. (Аделаида)
Часть V. Кукла. (Тара)
Часть VI. Чаша. (Ориноко)
Часть VII. Астролябия. (Палл)
Статус: в процессе
Часть I.
Часть I. Часы.
Часы лежали на секретере на белом платке, а стрелки послушно бежали круг за кругом. Юноша неподвижно лежал на кровати, положив руку под голову. Этой ночью сон совсем не шёл к нему, видимо заплутав среди деревьев Полуночного сада. Воспоминание о детской сказке вызвали усмешку. Но продлилось это подобие улыбки лишь несколько мгновений, слишком уж странными были чувства, которые вызывали мысли о человеке, некогда рассказавшем ему сказку о волшебном месте, где обитают все сны - Полуночном саде. Акихиро закрыл глаза в надежде обмануть стрелки часов и хоть чуть-чуть поспать. Воспоминания тёплой волной накрыли исполнителя желаний.
…Маленький мальчик бежит по саду, чудом ускользнув из-под надзора матери, которая приводит в порядок комнату после погрома, который учинил магический кот. Младший брат опять где-то спрятался с книжкой, а сестрёнка играет в своём небольшом цветнике в другом конце сада. А тёмноволосый малыш продолжает бежать, он знает, что там, за пределами сада начинается лес. И в нём среди деревьев сокрыто озеро, у которого, словно гнездовище гарпий (малыш видел картинки в книжке), расположилась скала. И это тихое место было любимым местом отдыха отца мальчика. Туда-то и спешил Акихиро, надеясь подольше побыть с папой, у которого в последнее время было слишком много дел, изрядно портивших характер мужчины.
В лесу не так страшно, как пишут в книжках или рассказывает мама. Этот лес иной, в нём нет опасности, юный исполнитель желаний чувствует это. Да и папа всегда говорил, что если в лесу что-то и заведётся, то лесные жители сами справятся с любой опасностью ещё до того, как она доберётся до обитателей поместья. А если что-то случится, и это что-то доползёт до поместья, то там его будут ждать Амеро и другие монстры, таящиеся в темноте.
Наконец показалась скала, и мальчик замедлил бег. На самом верху каменной глыбы, там, где была небольшая выбоина (отец говорил, что когда-то сюда ударила молния, а потом это место просто слегка поросло мхом), виднелась тёмная фигура. Акихиро был безумно счастлив и горд собой. Он не побоялся один идти через лес до озера, то-то папа удивится и, конечно же, обрадуется. Что сам мужчина, что его дети – все безумно любили забираться на скалу и с высоты наблюдать за озером, над которым иногда устраивали хоровод светлячки или фейки, и к которому на водопой приходили разные животные. Как весело было детям наблюдать за маленькими оленятами, опасливо жмущимися к бокам матери, пока та пьёт воду…
Острый камень режет кожу, но мальчик упрямо цепляется за малейшую щёлочку. Недаром на голове у него красуются небольшие кошачьи ушки – исполнители желаний всегда славились своей ловкостью, ведь именно от них пошли все кошачьи с их знаменитой грацией и умением забраться даже по отвесной стене. Дыхание давно сбилось, на коже проступила кровь, а в глазах уже рябит от серого камня и зеленоватого мха.
Тихий вскрик и скользящая рука, камешек, за который пытался ухватиться мальчик, легко отделился от серой глыбы и отправился вниз, увлекая за собой пыль, мелкие веточки и камешки. Ноги тоже теряют опору, а в голове проснулся ужас – как быстро нарисовались картины изломанного тела и красных ручейков. Но полёту до земли не суждено состояться, едва из-под ног мальчика ушла опора, сильная рука подхватила ребёнка за шкирку и вытянула на небольшую площадку.
Акихиро боится открыть глаза. Он чувствует тепло большого тела рядом, знает, что это отец спас его в самый последний момент, что теперь все опасности и тревоги позади. Но почему-то открыть глаза всё равно так страшно… Может от того, что мальчик боится увидеть в глазах отца разочарование? Папа молчит, не ругается, не спрашивает, что малыш один делает в лесу и где пропадают его братик и сестрёнка. Тихонько он приоткрывает глаза и видит, что отец смотрит на него с тревогой. Всхлип, и мальчишка утирает нос. Он прекрасно знает, что уже взрослый и не должен плакать. Но нос предательски чешется, а глаза на мокром месте. Но мужчина лишь улыбается, взлохмачивает тёмно-фиолетовые волосы сына и прижимает его к себе. Тихонько всхлипывающему от испуга малышу и в голову не придёт, что отец испугался за него гораздо больше, чем перепугался сам Акихиро.
- Глупый, глупый папка! – Произносит мальчик, пытаясь высвободиться от объятий отца. Тот же лишь смеётся, он уже прекрасно понял, что малыш пришёл в себя, и теперь будет возмущаться чрезмерной заботой или же с воодушевлением наблюдать за миром вокруг. И верно, уже в следующую минуту ребёнок сидит на коленях у отца, держится за его крепкую руку и разглядывает порванные на коленке штаны.
Он смотрит на собственные расцарапанные ладошки и переводит взгляд на отца. Тот с улыбкой смотрит на сына, накрывая ручки малыша своими руками. У отца ладони большие с длинными тонкими пальцами. И кожа гораздо темнее, взрослые часто называют её смуглой. У самого же мальчика кожа бледная, темнее, чем у младшего брата, но тоже очень светлая, сквозь неё на запястьях просвечивают голубоватые вены. А на ладошках всё кровоточат ссадины. Акихиро тихо всхлипывает, глядя на порезы, царапины и содранную кожу. Отец вздыхает, крепко обнимает его одной рукой, а другой достаёт из внутреннего кармана платок. Новый, белый, чистый. Мальчишка никогда не видел, чтобы этим похрустывающим кусочком ткани отец когда-либо пользовался. На детской памяти этот платок всегда был новым, белым и слегка похрустывающим от, кажется, крахмала. И этим самым платком мужчина начинает вытирать кровь. Белоснежная ткань быстро теряет свою чистоту, но вместе с тем и ссадины начинают кровить меньше. Акихиро прижимается к отцу и всхлипывает в последний раз. Мужчина обнимает сына и про себя улыбается. Ребёнок что-то тихо бурчит, но голос его постепенно затихает. Он всегда рад, когда может вот так просто находиться рядом с отцом. Когда тот никуда не спешит, не роется в старых, а подчас и жутких книгах, не говорит часами с Тетсуо, магическим котом, который может превращаться в человека… Мальчик рад каждой минуте, которую может провести рядом с самым дорогим ему человеком. И ещё больше он рад тому, что отец тоже очень ценит эти минуты.
- Посмотри, что у меня есть. – Голос отца немного хриплый, наверное, от того, что всю ночь и утро тот провёл в подземелье, разбирая какие-нибудь странные вещи.
Акихиро поворачивается и видит, что отец держит в руках часы. Старые сделанные из бронзы (или что там называла мама?) часы, на крышке которых красуется ветка с цветами и несколько бабочек. Откуда взялись эти часы, никто не знал, да и зачем они были нужны человеку, который всегда очень тонко ощущал время, тоже оставалось загадкой. Но мальчик безумно любил эту старую вещь. Когда он держал в руках эти маленькие часики, то почему-то ощущал себя совсем-совсем взрослым, таким как папа. Да и к тому же они весело тикали «тик-так, тик-так», а если за ними долго наблюдать, то можно было заметить как по цветам и бабочкам скользят маленькие искорки. А что ещё нужно ребёнку для счастья?..
Юноша смотрит в тёмный потолок, на котором лунный свет образует причудливые узоры. Все мысли куда-то испарились, скорее всего, они испугались мерного «тик-так», раздающегося в комнате.
… Он бежит по коридору. Сегодня им вновь надо будет сидеть над книжками, и учить всех магических существ, их особенности и привычки. Но это всегда веселее и интереснее чем математика или география, которую им тоже нужно знать.
На повороте у лестницы мальчик почти налетает на отца и тут же опускает взгляд на перевязанные ладошки. Если бы не заступничество папы, то Акихиро бы сильно получил от матери, которая была недовольна и самовольным уходом сына, и тем, что он умудрился содрать руки в кровь и порвать штаны с рубашкой.
Отец останавливает его и присаживается на ступени лестницы. Мальчик молчит и упрямо смотрит на мужчину. Что тот скажет? Попросит больше не убегать без разрешения и не злить маму? Или в очередной раз попросит себя хорошо вести в его отсутствие? Но ни одно из предположений не оказывается верным. Отец вздыхает и смотрит на сына, и в глазах его читается гордость. Малыш переступает с ноги на ногу, боясь опоздать на урок, но и не спеша покинуть отца, который зачем-то его остановил. Наконец, мужчина нарушает молчание, доставая что-то из нагрудного кармана.
- Знаешь, Акихиро, я хотел подарить тебе их тогда, когда ты станешь взрослым, но... - Мальчик завороженно смотрел на часы, которые отец всегда носил при себе, никому не позволяя их трогать, а теперь держал в руке за цепочку. – Но подарю тебе их сейчас, мне кажется, что ты вполне готов.
Глаза мальчика лучатся от счастья, он не может поверить, что папа дарит ему такую вещь. Ведь это же самое настоящее сокровище! Он едва не прыгает от счастья, переводя взгляд с отца на часы, которые теперь держит в ладошках.
- А теперь, котище, быстро на урок, а этот глупый зверь опять забудет о книгах и начнёт рассказывать вам всякие нелепые истории! – С улыбкой говорит отец, взлохмачивает волосы, которые всего пять минут назад так старательно расчёсывала мама, с трудом удерживая недовольного ребёнка, и поднимается, чтобы дальше идти по своим делам. - И, запомни: не падает только та птица, что не пытается взлететь.
Сердце Акихиро стучит как бешеное, он всё не может поверить, что отец подарил ему свои часы. Те, с которыми он никогда не расставался, и которые не разрешал никому трогать без его ведома. А теперь эти часики приятно холодят маленькие ладошки. Его, Акихиро, ладошки. Мальчик счастлив. Он уже видит, как влетит в комнату и похвастается перед братом и сестрой своим подарком. Но на последней ступени лестницы он замирает. Словно во сне убирает часы в карман, понимая, что расскажет всё брату и сестре, но не будет хвастаться. Ведь про сокровища не кричат на каждом шагу. Малыш оборачивается и видит, что отец ещё не ушёл и смотрит на него с тёплой улыбкой. Мужчина понимает чувства ребёнка, будто читает его мысли. Акихиро улыбается в ответ и машет отцу рукой, наблюдая за тем, как тот скрывается за поворотом. Потом и сам мальчик спешит в комнату, где его уже заждались Винсенс с Тарой и Тетсуо, которого сегодня поставили их учителем…
Тишину комнаты нарушают лишь тиканье часов да мерное дыхание. Юноша спокойно спит, он знает, что отец не погиб и не бросил их, он рядом и обязательно вернётся. Пока идут часы...
Часть III.
Часть III. Книга.
Тихий писк и последовавшие за ним истошное мяуканье и сухой стук падающих на пол книг вывели тонкий порядок из равновесия, в единый миг превратив гармонию комнаты в абсолютный хаос. Худой черноволосый юноша отвлёкся от своего поиска, поставил старинный фолиант обратно на полку и подошёл к резным перилам, надеясь увидеть комнату пригодной хотя бы к частичному восстановлению. Но то, что он увидел, взглянув вниз, любого заставило бы улыбнуться.
Внизу, вокруг стола велось ожесточённое преследование. Истошно верещал, но совсем не сбавлял при этом скорости, белый кот с тремя длинными и невообразимо пушистыми хвостами. Зелёные узоры, вихрями покрывавшие его шерсть, светились так ярко, что комната не нуждалась в каком-либо ином источнике освещения. Вслед за ним, не отступая ни на шаг, бежал, смешно перебирая лапами, антропоморфный заяц, стремившийся догнать нашкодившего кота и методом опускания серебряного подноса на голову провинившегося, учинить справедливость. При этом смешной заяц не забывал поправлять съезжающий набок от бега фартук и гневно повторять «Ю Юн».
Наконец-то всё, что можно было уронить, оказалось на полу. Кот взлетел на стол, перепрыгнул на спинку стула, а оттуда сиганул по перилам, надеясь спастись на втором этаже комнаты, сплошь заставленном стеллажами и полками с самыми разнообразными книгами, раковинами, камнями и прочей ерундой, которая могла, так или иначе, пригодиться хозяину помещения в его опытах. Недолго думая и остановившись лишь на мгновение, вернуть на стол упавшую вазу, заяц поспешил подняться по лестнице. К тому моменту, когда запыхавшийся посланец справедливости оказался рядом с юношей, Тэтсу уже давно сидел у того на руках, с крайне наглым видом разглаживая длинные усы.
…Он почти не покидал свою комнату, но в этот раз кто-то оставил дверь приоткрытой, а для малыша это было слишком большим соблазном. Желание увидеть то, что могло быть там, дальше, пересилило страх перед новым приступом и позволило на время забыть о боли, терзавшей грудную клетку и мешавшей сделать вдох.
Позади было уже много крохотных подвигов, которые маленький мальчик совершил. Выбрался из-под тяжёлого одеяла, слез с кровати, держась за стенку, добрался до двери, с огромным трудом сдвинул эту деревянную махину ещё немного… Теперь же малыш брёл по коридору, опираясь одной рукой на деревянные панели, которыми были обшиты стены. Впереди показался светлый прямоугольник. Первая комната, которая встретилась малышу на его пути. Вдохновлённый этим, он прибавил шагу, насколько это могли позволить слабые ноги.
Едва заглянув в комнату, мальчишка юркнул за штору, в обычное время служившей неким аналогом двери, ныне же сдвинутую в сторону, а потому вполне способную скрыть худенькое тельце. Разговор взрослых был в самом разгаре. Родители опять ругались. Винсенс очень боялся, что всё это вновь происходит из-за него. Что-то подсказывало ребёнку, что лучше было оставаться в своей комнате и не слышать всего этого. Но куда сейчас денется он, с таким трудом только добравшийся до этой комнаты?
- Госпожа Мао сказала, что проживёт он не больше полугода… Полгода, понимаешь ты это, Рен, или нет?! - молодая женщина размахивала руками, пытаясь что-то доказать стоящему напротив неё мужчине. Лицо того с каждым новым словом японки становилось всё мрачнее и мрачнее.
- Мне плевать на то, что говорит там твоя полоумная старуха. И тебе не следовало бы повторять её бредни. И не нести своих. Нечего заставлять малыша страдать, он и без того в шаге от крыла… - договорить фразу ему не позволили.
- Это ты заставил его страдать, не позволив ему уйти в вечность тогда, при рождении! – голос женщины сорвался на крик. Мальчик совершенно не уследил за тем, что произошло дальше. Слишком быстрым и резким был удар. Мать вскрикнула и упала.
- Убирайся, бесполезная дрянь, - процедил сквозь зубы мужчина, отходя от лежащей женщины. Он бессильно опустился на диван, краем глаза наблюдая за тем, как исполнительница желаний поднимается и, пошатываясь, бредёт к выходу.
Мальчик взглядом провожает мать. Проходя мимо шторы, та даже не заметила стоящего за ней ребёнка. Он же видит в глазах женщины лишь злость и досаду. Когда она скрывается за поворотом, Винсенс выходит из своего укрытия и несмело приближается к дивану. Отец вновь что-то наливает в стакан из бутылки. Выпивает, морщась от горечи напитка. И потирает пальцами переносицу, будто стараясь скорее забыть неприятный разговор.
- Папа… - тихо произносит черноволосый мальчик, уже понимая, что его присутствие в комнате и без того было давно замечено.
- Зачем ты вышел из своей комнаты, малыш? – ласково произносит отец, поднимая ребёнка на руки. – Ты ведь знаешь, что за порогом таится…
- То, имя чему Смерть… - шёпотом повторил мальчик давным-давно заученные слова и прижался к отцу. Озноб, боль в груди и слабость никуда не делись. А сейчас и вовсе решили напомнить о своих правах на жалкое, слабое тело. – Однажды оно заберёт меня, да?
- Не грусти раньше времени, кроха, а то ещё придётся топить свои печали... Как ты себя сегодня чувствуешь? – мужчина щупает лоб ребёнка, с неудовольствием отмечая, что температура всё ещё держится, да и глаза сына всё ещё красноватые и слезятся.
- Я умру, да? – тихо спрашивает Винсенс и смотрит на отца. Тот сейчас даже не пытается улыбаться, глядя в не по годам пытливые глаза малыша. Юный исполнитель желаний замечает на лице папы тоску и боль.
- Я не знаю, котёнок, - слишком тихо и как-то потерянно произносит отец. – Совсем не знаю.
С улицы доносится шум, стук мяча и весёлый смех. В саду, на поляне перед домом играют дети. Два мальчика и две девочки. Братья и сестры Винсенса. Они радостно перекликаются между собой, гоняя мяч по траве или же играя в догонялки. Если бы малыш был здоров то, наверное, тоже мог бы быть там, перед домом. Вне комнаты. Вместе с остальными. Слёзы наворачиваются на юные глаза. Совершенно странное и непонятное чувство на миг пробуждается в душе. Но тут же исчезает. Маленькие дети совершенно не умеют злиться. Мальчик сильно любит своих сестёр и братьев. И тихую Тару, и весёлого Акихиро, и доброго Иргу, и гордую Иду. И он бы очень хотел быть там с ними. Не проводить дни в тёмной и мрачной комнате, где разве что перед рассветом в щель между шторами просачивался холодный и безразличный свет.
- Они там играют… - говорит Винсенс, не спрашивая, а скорее утверждая. Он прекрасно знает, что малыши играют там каждый день. Ведь именно их смех и голоса он слышит тогда, когда заходится от кашля, рвущего грудь и горло и оставляющего на губах странный привкус.
- Хочешь посмотреть? – спрашивает мужчина в надежде, что для малыша можно будет сделать хоть что-то. Ведь, наверное, даже маленькое желание будет признаком жизни?
Мальчик качает головой и сильнее прижимается к отцу. По щёчкам бегут слёзы. И сейчас даже самый умелый мастер душ не сказал бы – от боли или обиды прочертились эти дорожки от глаз до подбородка? Кашель сжимает горло. В уголках губ вновь появляется красноватый цвет. Болезнь даже не думает дать крохотной жизни отсрочку. Какое ей есть дело до чувств, мыслей и желаний какого-то маленького мальчишки?
И Винсенс всё это прекрасно понимает, без пререканий позволяя отцу положить холодный платок на лоб. Малыш послушно открывает рот, когда перед его лицом замирает ложка с противным травяным настоем, обычно хранящимся тут же, на полке. Он уже совсем привык не успевать следить за движениями отца, который в одну минуту может быть здесь, тёплый и надёжный, а в следующее мгновение уже стоять у дальних полок, разглядывая там что-то.
- Спи, мой котёнок, спи, - тихо шепчет мужчина, указательными пальцами касаясь висков ребёнка и проводя от них черту к переносице. - Может быть, завтра будет лучше.
Винсенс хочет ещё что-то сказать, но язык его совсем не слушается. Маленькие мысли путаются, глаза закрываются. Шум вокруг медленно исчезает, воедино сливаются смех за окном, трель птицы в клетке и головная боль, растворяя грань между реальностью и сном. Последнее, что он видит – печальные глаза отца. Мир малыша погружается во тьму…
- Ю Юн! Ю Юн! – гневно произносит заяц и начинает что-то бойко лопотать по-китайски, пытаясь в прыжке ухватить наглого кота хотя бы за один хвост. – Ю Юн!
Юноша внимательно прислушивается к речи слуги, пока тот после гневной тирады не закрывает рот, пытаясь перевести дух и набраться сил для новой порции обвинений. Трёххвостый кот перестаёт вылизываться и совсем не двусмысленно тянется к ушам зайца. Но стоит только ему свеситься с надёжных рук молодого господина, как Тэтсу тут же оказывается висящим на своём собственном хвосте за перилами. Глухо шипя, магический кот пытается хоть как-то уцепиться за длинный белый хвост, царапая собственную плоть и вырывая клоки шерсти. Но железные когти перчатки юноши слишком крепко держат Тэтсу, а несколько энергичных потряхиваний ясно дают понять, что лучше бы усатому балбесу висеть молча, дожидаясь приговора.
- Итак, мой милый Тэтсу, - ласково и с улыбкой произнёс парень. – Линг сказал, что ты самым подлым образом весь день караулил малыша Ю Юна, схватил его, когда все слуги были заняты подготовкой стола к обеду, а потом помчался через весь дом, нагло игнорируя все попытки тебя остановить. Что ты на это скажешь?
Кот задёргался и замычал, что, в общем-то, этим животным обычно несвойственно.
- Вырву все хвосты по очереди. Медленно и очень мучительно! – Тэтсу увидел в глазах юноши именно те мрачные искры, которые нередко вспыхивали в глазах прежнего Лорда. И обычно это сулило огромные неприятности…
Магический кот ловко извернулся, сумев наконец-таки ухватиться за железную перчатку. Подтянулся и накрыл холодный металл собственным тёплым животом. Раскрыв пасть, он с вселенской скорбью в больших глазах выплюнул на протянутую ладонь маленького крысёнка, который до сих пор дрожал от пережитого ужаса.
- Ю Юн! Ю Юн! – с воодушевлением произнёс Линг, бережно принимая из рук юноши спасённого малыша. Несчастному коту же было адресовано такое выразительно помахивание кулаком, что тонкий намёк понял бы и полный идиот.
…Он проснулся в тот самый миг, когда птицы прилетели на подоконник и начали стучать в стекло, пытаясь склевать прилипших мошек и крошки. Сквозь щель между тяжёлыми шторами пробивалась тонкая полоска света, означающая, что на дворе давным-давно уже наступил день. Открыв глаза, мальчик несколько минут просто лежал, разглядывая узоры дерева на потолке. Он не сразу заметил, что привычная тяжесть в груди исчезла. Да и смотреть на мир было легче, глаза не слезились.
- Доброе утро, котёнок, - раздаётся голос отца и в ту же самую минуту вечно закрытые шторы резко раздвигаются, впуская в комнату солнечный свет, который с непривычки на несколько минут ослепляет малыша.
Как только Винсенсу удаётся открыть глаза, он с жадностью начинает оглядывать комнату, вылавливая неприметные ранее, при свете свечи или рассветного солнца, детали. Вскоре взгляд его останавливается на прикроватном столике, где стоят бутыльки с лекарствами и почти прогоревшие палочки благовоний. Но рядом с этими знакомыми предметами находится и нечто, чего раньше тут, ребёнок готов дать честное слово, никогда не было.
Старинная книга, с потёртым переплётом и желтоватыми страницами. На обложке изображение странного дерева, будто опоясанного тремя переливающимися лентами. Самая большая из них бирюзового оттенка, кажется, что она проходит от самых корней древа до его ветвей, наполняя изображение каким-то внутренним светом и жизнью. Рядом с ней, оплетая, две ленты поменьше, одна чёрная, а другая белая. В ветви дерева странным образом вставлены шесть маленьких камней, расположенных вроде и совершенно независимо, но, тем не менее, образующих что-то единое, неразрывное. Но стоит присмотреться к центральному изображению, то все прочие детали мгновенно теряют все свои краски. Кажется, будто каждая прожилка, даже на самой маленькой веточке, вырезана искусным мастером и живёт, и дышит. И среди листвы притаились диковинные птицы, внимательно наблюдающие за таинственными животными, которых, кажется, можно различить среди корней древа…
- На страницах этой книги написаны истории тысячи миров, - с улыбкой говорит отец, замечая, что именно привлекло внимание сына.
- И я увижу их все? – с восхищением произносит малыш, не сразу осознавая, что только что ему доверили большую тайну, ключ к которой доступен только ему, Винсенсу. Но вот проходит минута, другая. Мальчишка бережно прижимает к себе сокровище, стараясь ещё и успеть вытереть скользящие по щёчкам слёзы.
Из-за двери выглядывают смущённые лица детей, в глазах которых написан не вопрос, а мольба. Самая настоящая мольба, которую никто из них не в силах озвучить. Можно ли войти в комнату? И если отец тут, а братец не задыхается от кашля, то можно ли им всем впервые поиграть вместе?
Короткий кивок, после которого дверь распахивается, и четверо малышей входят в комнату, аккуратно выстраиваясь у кровати Винсенса. Они всё ещё не решаются что-либо сделать или сказать, да и слёзы брата для детей совсем непонятны. Но вот самый высокий мальчик с белыми волосами и яркими изумрудными глазами забирается на кровать и недолго думая, крепко обнимает брата. После этого под смех мужчины на кровать залезают и остальные дети, устраивая весёлую возню.
Черноволосый мальчик прижимает к себе книгу и улыбается. Рядом с ним самые дорогие в его маленькой жизни люди. Они что-то говорят, раскладывают на одеяле игрушки, осторожно тянут его из стороны в сторону, надеясь хоть что-то спросить или же рассказать, улыбаются. Тонкими колокольчиками звенит весёлый и искренний детский смех. И он звучит не за окном, а тут, в комнате. И впервые Винсенс смеётся вместе со всеми…
Тэтсу обиженно бурчит, забравшись после освобождения за один из книжных стеллажей и приняв там получеловеческую форму. Но на его причитания мало кто обращает внимания. Слуга неловко перебирает лапами под взглядом юного господина, не решаясь сразу же после получения зверушки покинуть комнату. Да и на мордочке в умных и живых глазах читается какой-то вопрос, который мучает зайца.
Юноша достаёт с полки убранный было фолиант с изображением фантастического древа на обложке. Не глядя раскрывает книгу посередине и, присев на стул, чтобы и Линг мог свободно смотреть, произносит несколько слов на непонятном языке. Иллюстрации на страницах словно оживают. Узоры расползаются, показывая небольшую комнатку, в которой несколько зайчат стоят у осколков вазы и что-то друг другу говорят. Слуга неодобрительно стучит лапой и цокает, затем вновь начав что-то резво говорить на китайском. Винсенс улыбается и закрывает книгу, наблюдая за тем, как ворча на бестолковых детей, по которым он, как известно почти всем в доме, всё равно скучает, Линг спускается по лестнице, аккуратно держа в лапах уже совсем спокойного крысёнка.
Книга действительно многое моет показать. И на многое может дать ответы. Ей совсем не трудно вот так запросто показать тех, кто далеко, но о ком живёт беспокойство в сердце. Ещё легче страницам рассказать подчас фантастические истории о том, что было, что есть и что будет. Легко бумажный шелест поведает о животных, которых с трудом сможет представить даже самый рьяный мечтатель. О птицах, голоса которых похожи на отблески далёких звёзд. О кажущихся сказочными деревьях и цветах. О чудесах неба, земли и воды, от которых захватывает дух и надолго уносит вдаль мысли.
Но Винсенс до сих пор так и не смог попросить у книги показать ему то, что сжигает душу, сердце и мысли вот уже десять лет. Да и вряд ли страницы сумеют рассказать о том, где сейчас находится тот самый важный человек, который так много сделал и для самого юноши, и для его братьев и сестёр. Тот, чьи черты лица и цвет волос он перенял при рождении. Юноша до безумия боится произнести заветные слова, а в ответ увидеть лишь пустые страницы раскрытой книги.
Часть VI.
Часть IV. Чаша.
На окраине поселения стоит дом. Неприметный, старый, построенный из добротного дерева кем-то, кто имел достаточно "золотые" для того руки. В окошке поблёскивает свет - не так уж и много его могут дать несколько свечей. Но и этого достаточно для той, что сидит за столом, склонившись над чашей, сделанной в форме драконьей головы из цельного рубина, оправленного в золото, за которое люди давно перегрызли бы друг другу глотки. В чаше обычная вода, в которой плавает несколько листиков и травинок. Мята, мелисса, малина. В комнате, большую часть занимают полки, забитые различными банками и склянками, тепло и уютно. И в воздухе пахнет чем-то давно забытым, но таким родным.
...Больно и страшно. Больно оттого, что лапа попала в хитрую людскую ловушку, которую летучая лисичка из-за дикого голода, медленно, но верно сгрызающего её маленькое тельце, не смогла заметить. Малышка смотрит на безжизненно повисшую конечность и по пушистым щёчкам бегут слёзы.
Зря люди говорят, что животные не умеют плакать. Они плачут когда им плохо, когда больно, когда невыносимо тоскливо. Они всего лишь не умеют говорить на человеческом языке, но это вовсе не мешает им испытывать эмоции, чувствовать и переживать совсем как люди, а может даже и более искренне чем "короли природы".
Страх ещё сильнее сжимает горло своими ледяными когтями тогда, когда на горизонте появляется тёмная фигура. Человек, медленно идущий по тропинке, у которой лежала искалеченная зверушка. Что ей делать и куда бежать? Да и что может сделать маленькая летучая лисичка с перебитой лапой?
Человек останавливается буквально в двух шагах от малышки, замирает, словно почувствовав что-то, а потом, оглядываясь словно зверь, опускается на корточки рядом с пострадавшей лисичкой, смотря прямо ей в глаза.
Холодные пальцы проводят по шёрстке, будто стараясь приободрить. Вот только в глазах, вернее сказать, в глазу (второй почему-то закрыт чем-то тёмным) нет ни капли тепла. Лишь лёд, бесконечный и обжигающий, погружающий разум маленькой зверушки в темноту, из которой, кажется, не выбраться никогда.
Свежий ветерок раздувает шёрстку и приводит малышку в чувство. С трудом она открывает глаза. Мир как будто стал меньше. Или же это она вдруг так выросла? Напротив неё сидит тот самый человек, которого она видела перед тем, как закрылись глаза.
Молодой мужчина прислонился спиной к дереву и что-то пьёт из небольшой фляжки. Вокруг него больше нет того чувства бесконечного ужаса, да и страх самой лисички прошёл. Как и боль в ноге.
С удивлением малышка оглядывает себя. Всё меньше летучая лисица понимает что-либо, разглядывая собственное тело, которое вдруг стало человеческим.
- Человек: ручки, ножки, личико, большие испуганные глаза. Настоящая маленькая девочка, - задумчиво произносит человек чуть хриплым голосом.
Он внимательно оглядывает её, а потом протягивает фляжку, от которой пахнет чистой родниковой водой. Медленно, словно подчиняясь чьей-то чужой воле, девочка берёт маленькими ручками фляжку, делает глоток, второй. По подбородку стекает вода, девочка пьёт жадно, не задумываясь о том, что человек напротив внимательно рассматривает её. Вслед за фляжкой перед малышкой появилось несколько фруктов, на которые она накинулась, словно голодала с неделю, а может даже и больше. Наконец, фрукты исчезли, а девочка села и начала облизывать пальцы, все сладкие и липкие от сока.
- Я надеюсь, что этого хватит для того, чтобы ты дошла своим ходом. И, желательно, более-менее живой. – Голос мужчины раздаётся так неожиданно, что сначала малышка пугается, а только потом вспоминает, что именно этот человек спас её от смерти.
Со страхом она хватается за протянутую руку. Та больше не кажется холодной, но и особо тёплой её тоже не назовёшь. Одна нога слегка болит, но идти можно. К тому же, незнакомец идёт достаточно медленно, чтобы девочка, пусть и хромая, без особых трудов могла за ним поспевать.
- Ориноко. Я дуду звать тебя Ориноко. – Произносит мужчина тогда, когда они в очередной раз остановились на привал на поляне, залитой лунным светом.
Девочка не протестует, она уже поняла, что этот человек не причинит ей вреда. Он смотрел её ногу, несколько раз меняя повязку, поил из фляжки и давал фрукты, проявляя странную, но такую простую заботу. Кто он, и почему помогает ей – малышка не знала. Единственное, что сейчас было ей понятно – Ориноко – имя, которое дал ей этот мужчина.
Невдалеке раздался крик какой-то птицы, и Ориноко испуганно вздрогнула. И тут на её плечи опустился тёплый плащ, в который малышку завернули, как некоторые летучие лисицы заворачивают в листья своих детей.
- Спокойной ночи, - произносит чуть хриплый голос. Девочка ничего не отвечает, она уже сладко посапывает, укутавшись в плащ и согревшись…
Красноволосая девушка с грустью наблюдает за листьями, лениво скользящими в чаше. Вода постепенно окрашивается в золотистый цвет. Но как не старалась девушка, вода в чаше так и не показала ей того, кого она так хотела увидеть. Своего опекуна и наставника, которого она привыкла считать отцом. Непрошеные слёзы прочерчивают на щеках дорожки и срываются вниз, отчего по воде в чаше проходят круги.
…Она уже очень долго живёт здесь. Среди таких же, как и она рукокрылых. Животных, которые магическим образом были перемещены в место, где не было людей. Где они могли жить без страха и бед, занимаясь своими делами. И ещё в этом поселении им была дарована способность принимать человеческое обличье, жить в котором оказалось не так уж и трудно.
Чуть прихрамывая, девочка спешит домой, неся в корзинке различные травы и коренья. Ещё немного, и она легко взбегает на крыльцо, открывает дверь и с радостью замечает, что у лавки стоят сапоги, а на самой лавке лежит свёрнутый плащ.
Не чувствуя ног от счастья, она бежит по комнатам, пока наконец, в самой дальней не обнаруживает гостя. Он вновь сидит, сгорбившись, уперев взгляд в деревянный пол. Тихо, насколько позволяет её больная нога, девочка подходит к мужчине, касается его плеча, а потом обнимает, как поступил бы любой ребёнок, сильно соскучившись по близкому человеку.
- Папа, папа… - Тихо шепчет девочка, поглаживая мужчину по чёрным как оперение ворона волосам.
И пусть она всего лишь воспитанница, когда-то давно подобранная умирающей, и чудом вытащенная с порога костлявой старухи, сама Ориноко давно относилась к Верховному демону как к отцу. Когда-то давно, в лесу он спас её, не дал умереть, подлечил ногу, дал имя. И с тех пор заботился о ней как о собственной дочери, обучая её всем секретам трав и снадобий, основам магии, рассказывая ей чудесные истории о различных существах, населяющих миры.
Девочка была благодарна ему за всё, и очень любила те минуты и часы, когда мужчина приходил в этот деревянный дом, перекидывался парой слов с Шанталь, её приёмной мамой. С ней юная колдунья познакомилась в свой первый день, когда они только-только пришли в это место, и она – грязная девчонка в рванье – была отведена на порог этого самого дома и отдана на руки молодой женщине, которая поначалу лишь фыркала да отмахивалась.
Потом они подружились, и женщина стала относиться к девочке как к родной дочери, иногда даже позволяя себе накричать на Верховного, если ей казалось, что он слишком загружает малышку книгами и всякими мудрёными словами.
В один из таких дней, он пришёл позже обычного, принеся какой-то предмет, завёрнутый в плащ. Подозвав девочку, мужчина развернул плащ, и на свет показалась чаша, сделанная в форме драконьей головы каким-то неведомым мастером из цельного рубина.
- Считай это маленьким подарком, наградой, за прилежное обучение… - Тёплая улыбка, которую она так сильно любит. В последнее время она так редко появляется, слишком уж много дел накопилось, требующих множества сил и терпения.
Ориноко благодарит наставника, в очередной раз, назвав его отцом. Это происходит уже по привычке, вопреки воле самой девочки. Но демон не совсем не протестует, ему приятно слышать подобные слова. Как и приятно наблюдать за ребёнком, который с восхищением оглядывает подарок со всех сторон, пытаясь одновременно и разглядеть глаза дракона, и потрогать зубы, и провести пальчиками по золотому ободку чаши.
- Ты будешь самой хорошей колдуньей. – Уже не в первый раз он повторяет это, будучи абсолютно уверенным в своих словах.
А девочка заливается звонким смехом, на какой способен только ребёнок, который живёт и радуется каждому новому дню, каждой минуте, проведённой рядом с близкими людьми. А Ориноко даже пытается пританцовывать, хоть это сразу и выдаёт её хромоту. Перебитую некогда лапу летучей лисицы так и не удалось до конца вылечить, хоть она и почти не беспокоила девочку, красные волосы которой завязаны в два хвостика…
Мысли девушки путаются. Ещё немного, и тепло комнаты и аромат, исходящий от чаши, совсем усыпляют ведьму. Она засыпает прямо там, где сидела, за столом, положив голову на руки. И сон её вовсе не тревожный, наоборот, кажется, будто он навеян чьей-то колыбельной, тихо спетой чуть хриплым голосом. Вода в чаше давно успокоилась и, кажется, на мгновение в ней промелькнуло чьё-то лицо, в глазах которого было тепло и надежда. Чаша ещё покажет ей отца, она уверена в этом…
Часть VII.
Часть VII. Астролябия.
Бронзовый диск лежал на столе, пламя свечи отбрасывало блики, причудливо плясавшие на символах, изображённых на его металлической поверхности. Юноша, хозяин этой занятной вещицы, сидел тут же, откинувшись на стуле и сложив ноги на стол, и потягивал из пустившего трещину стакана вино. Красный напиток ощутимо кислил, такое вино не стали бы пить даже под страхом смертной казни ни юный господин, ни тем более его отец… При воспоминании о властном лорде юноша поморщился, словно зубы у него свело от болотного напитка, который употребляли старики его племени во время особенно тяжёлых лет. Ещё один глоток, и взгляд упал на покрытый знаками и тайными рунами диск астролябии, незаменимой вещи для того, кто обязан сновать между мирами и собирать информацию о самих мирах, их обитателях и особенностях. А ещё эта металлическая вещица была Его подарком.
…Палл боится того, что ждёт его впереди. Сердце трусливо сжимается при одной только мысли о жутком месте, имя которому Бездна, но ещё больше страх съедает малыша, когда он думает о властелине всего этого ужаса, которому даже самые омерзительные монстры подчиняются с видом несмышлёных котят – Верховном демоне. Но как бы мальчишка не боялся, он должен идти за своей наставницей, обязанной докладывать о каждой своей миссии.
Властный мужчина сидит на троне. Бледная кожа того самого цвета, какой бывает у долго сидящих взаперти или не выходящих на солнечный свет. Один глаз человека синий, словно море, и словно дно моря виднеется в его холодном взгляде. Именно о безразличии льда и остроте стали думает мальчик, стоит ему поймать на себе взгляд синего глаза. Но второй, чёрный, пугает крысёнка намного больше. Глаз этот темнее самой тьмы. И зрачок, и радужка, и белок – всё абсолютно чёрное. Этот глаз словно дыра, пробитая в черепе, кажется, что через него на мир смотрит сама Бездна, что вся ненависть, боль и злоба, заключённые в этом существе, стремится найти выход. И окружают этот жуткий глаз самые настоящие драконовые платины, точно такие же мальчик видел в книгах своей наставницы. Тонкие, почти бескровные, искусанные губы и прямой нос, на крыльях которого можно увидеть вены, если хорошенько присмотреться. И всё вместе это жутко пугает и без того не особо смелого представителя расы крыс.
Палл стоял чуть позади своей наставницы и почти жался к её ногам. Сейчас он боялся даже поднять глаза на Верховного демона, которого Ка’Ла’Хори почтительно называла Лордом. Она рассказывала о посещении мира Тени, того самого, где вместе со своим народом в зловонных топях болот жил крысёнок. Мужчина сидел на троне и со скучающим видом смотрел на стоящих перед ним девушку и ребёнка, который очень жалко выглядел в своей попытке спрятаться за своей наставницей.
- Зачем тебе это ничтожество? – От внезапного хриплого голоса мальчишка вздрогнул и одёрнулся, словно его ударили хлыстом.
Палл оторвал взгляд от каменной крошки на полу и посмотрел на говорившего. Тонкий палец с бледной кожей, покрытой следами от старых шрамов, указывал точнёхонько на лоб юного крыса.
- Зачем тебе это ничтожество, Хори? Разве мало чудесных, готовых к обучению детей в твоём племени? Почему нужно собирать по мирам всякий мусор? – Голос Верховного, казалось, кипел от негодования.
- Мой Демон, - тихо, но твёрдо, стараясь скрыть дрожь в голосе, произнесла летучая лисица. – Я сделаю из этого ребёнка превосходного следака, который будет рад со всей верностью служить Вам и Бездне.
Мальчик в страхе отошёл от девушки на два шага назад, он чувствовал, что сейчас судьба молодой наставницы и его маленькая и жалкая жизнь находится в руках демона, сидящего на троне и с молчаливым неодобрением смотрящего на всё это. Ещё один маленький шажок и крысёнок падает назад. Споткнувшись о камушек. Одновременно с этим мужчина поднимается и идёт вперёд. Палла бьёт дрожь, в сравнении с ним, ребёнком из племени болотных карликов, демон кажется самым настоящим великаном. Холодный взгляд, в котором сквозит тьма и смерть, не обещает ничего хорошего. Будь в маленьком теле силы – крысёнок бы заскулил, когда сапог Лорда упёрся ему в грудь и прижал к земле.
- Ты хочешь сказать, моя милая Хори, что вот этот кусок гнилого мяса станет превосходным следаком и будет верой и правдой служить мне и Бездне? – Ледяным голосом произносит Верховным и ещё сильнее прижимает малыша к земле. На кончиках тонких пальцев руки Лорда вспыхивает молния. Синий искрящийся шарик с удивительной лёгкостью скользит по создавшей его руке и ластится, словно маленький котёнок или щенок. Неожиданно раздаётся тихий свистящий шёпот, мгновение шарик молнии прислушивается к нему и тут же срывается с руки, подлетая почти вплотную к лицу крысёнка и освещая многочисленные струпья и язвы. Молния потрескивает, отбрасывая синевато-белый свет, который для замершего от ужаса малыша становится неразделим с презрением, плещущимся в синем и чёрном глазах.
- Струпья, язвы и шрамы. А ещё более сгнивший полутруп ты найти не могла? – произносит Верховный и мальчик чувствует, что тяжесть отпускает его тело. Лорд делает шаг в сторону, позволяя Паллу подняться, и тут же присаживается рядом, поднимая подбородок мальчика длинными тонкими пальцами, заставляя того смотреть прямо в глаза.
- Такую гниль не будут жрать даже последние и самые тупые из химер. – Малыш чувствует, как от Лорда пахнет апельсинами, мятой и шоколадом. Это единственное, что говорит о хоть какой-то «человечности» демона. А потом в чёрном глазу вспыхивает огонь. Всего на пару мгновений, но Паллу кажется, будто бы прошла целая вечность, на протяжении которой дьявольское пламя прожигает разум мальчика, превращая в пепел всё, что знал, помнил и любил крысёнок, и пробуждает первый и самый жуткий страх. Слабый вздох и незримое пламя угасает, а Верховный отстраняется, словно потерял к всхлипывающему малышу всякий интерес.
- Если твои надежды не оправдаются, Хори, то я пущу это отребье на корм химерам. Это моё последнее слово. И ещё… Его питание, воспитание и сохранность полностью ложатся на твои хрупкие и чересчур обнаглевшие от того плечи. Если он попадётся милейшим зверушкам Бездны, то не злись и не рыдай, но я и пальцем ради его спасения не пошевелю. – С мрачной усмешкой произносит мужчина и занимает своё место на троне.
Крысёныш уже перестал хныкать и не отрывает завороженного взгляда от длинных тонких пальцев Верховного демона Бездны, украшенных кольцами, яркие камни которых лишь подчёркивают бледность кожи господина вечной пустоши.
Ка’Ла’Хори продолжает что-то говорить, а демон лишь сидит, да молча постукивает пальцами по каменному подлокотнику трона…
Короткие руки с искривлёнными пальцами сами тянутся к кувшину с вином. Что ещё делать, если жизнь вокруг изменяется по лишь ей самой понятным правилам и законам? А вот Верховный всегда жил так, будто наперёд знал все повороты судьбы. Возможно именно это заставило юношу когда-то умерить свой страх и даже начать испытывать невольное уважение к Лорду. Взгляд падает на астролябию. При неровном свете свечи кажется, будто по рунам и знакам бегает нечто маленькое, почти совсем незаметное, но от того не менее важное. Его подарок столько раз спасал Палла, что иногда крысу казалось, что с самой их первой встречи, демон заранее знал судьбу мальчика. Новый глоток вина заставляет поморщиться и закрыть глаза. Быть следаком – значит иногда глушить свои невзгоды на дне стакана.
…Слабый крик переходит в хрип и застывает на губах. В небольшой зале замирают все звуки. И лишь сердце крысёнка, кажется, бьётся так, что вот-вот выскочит из груди, оглушая малыша громовым стуком.
Исполинское чудовище нависло над ребёнком, прожигая каменный пол, падающий с оскаленных клыков шипящей слюной. Во взгляде монстра лишь один интерес – съедобен ли этот заживо гниющий кусок мяса, который так вкусно пахнет молоком, хлебом и кровью.
Химеры. Таково было имя чудовищ, обитавших в этом странном, полном тьмы мире. И именно к этому проклятому всеми роду относилась та тварь, что подкараулила отбившегося от наставницы юного следака.
Верховный демон Бездны и сам был химерой, как не раз говорила маленькому Паллу его наставница, госпожа Ка’Ла’Хори, но химерой высшей, руомной, связанной с самой Бездной странным договором, дающим почти неограниченную власть над сущим. И потому все монстры чувствовали себя вольготно в ромирье, где бал правили смерть и ужас.
Палл до дрожи в коленях боялся существ, таившихся во мраке, господствующем в залах, закоулках и щелях. Ведь что может он, маленький и слабый крыс, против сильных, ловких и хитрых бестий, которые даже будучи лишены зрения или слуха, максимально развивали все остальные чувства, становясь едва ли не более опасными, чем их полноценные собратья?
Химера тяжело дышит, хрипы на выдохе превращаются во всхлипывающие похрюкивания на вдохе. Маленькие воспалённые глазки монстра буравят мальчишку, заставляя кровь того стынуть в жилах. Но душа крысёнка и без этого уже готова покинуть слабое тело. Слишком сильно ужас сжимает в когтях маленькое сердце. Безумно страшным кажется это живое существо маленькому ребёнку.
Исполинская туша покоится на ногах-тумбах. Густая шерсть свалялась на спине и боках в единый грязный ком, а на огромном брюхе она свисает сальными клочьями. В голове в глаза тут же бросается широкий лоб, на котором рассыпались костяные выросты. Среди бурой шерсти, в отличие от туловища, виднеются проплешины и не зарастающие шрамы. Две пары ушей чуть подрагивают. Мелкие красные глазёнки увлечённо следят за своей жертвой. Нос изломан и потому дыхание монстра больше напоминает скрип отвратительно смазанной телеги. Пасть полна острых, словно ножи, зубов, едкая слюна с шипением плавит каменный пол в местах, куда попадает, а дыхание распространяет зловоние и сравнимо лишь с гнилой рыбой, десять лет пролежавшей на сорной куче среди объедков и издохших кошек. Чудовище чувствует весь страх загнанного крыса и довольно пофыркивает, предвкушая себе отличный обед.
- Гхархе! Что ты там опять гоняешь, адгойцево ты отродье? – Стальной голос на миг разгоняет жуткий холод, разлившийся в воздухе. А несколько искрящихся шариков прогоняют и полумрак. Но крысёнок уже не знает, стоит ли ему ожидать спасения в лице этого человека, или же гораздо проще было умереть на грязных клыках химеры?
Чудовище увидело демона гораздо раньше, чем это смогли сделать слезящиеся глаза Палла. Но вот мужчина приблизился, и химера невольно отступила, а потом, к удивлению мальчишки, и вовсе стала вести себя подобно ручному зверю: радоваться и ласкаться.
- Гхархе! Опять пытаешься жрать всякую падаль, безмозглая тварь? Я говорил тебе и другим не трогать эту мелкую лепру? Своей гнилой рожи мало, хочется ещё струпьями изойти? – Голой рукой Лорд ударил огромную животину по изломанному носу, отчего громадина взревела и обиженно заскулила, стараясь вжаться в пол или же хотя бы раболепно уткнуться в ноги Верховного демона.
- Угомонись, скотина! – Произнёс он и щёлкнул пальцами, отчего в зале будто бы вспыхнул яркий свет, мгновенно растаявший, оставив после себя невероятные крылья.
Они были белоснежные с золотистым отливом, а на некоторых длинных перьях к тому же печально переливались странные символы. На месте лопаток перья были окрашены алым. Куски плоти висели на вывернутых и местами раскрошившихся костях, создавая ощущение, будто рвали их по живому, единым и потому безумным в своей жестокости движением. Моргнув и переведя взгляд на Лорда всего на миг, малыш по ледяной полуулыбке понял, что все было гораздо хуже, чем может нарисовать детское воображение.
Химера с жадностью смотрела на сверкающий трофей, но продолжала вопросительно поскуливать и давиться, не решаясь под мрачным взглядом мужчины даже приблизиться к добыче. Слюна с шипением лилась на камень ручьями.
- Закрой пасть, мерзкая уродина, - произнёс демон и вновь ударил исполинскую тварь по кривой и изрытой морде.
Крылья были подняты за всё ещё кровивший ошмёток мяса, соединяющий торчащие осколками кости. Глаза химеры при виде всего этого великолепия грозились от восторга вылезти из орбит. Игнорируя восторженный скулёж зверя, Лорд провёл тонкими пальцами по самым длинным перьям, приобретшим уже цвет бледно-голубого неба. Резким движением он вырвал одно перо, символ на котором вспыхнул особенно ярко и почти сразу же затух. После этих нехитрых действий весь интерес к сверкающему дару небес был утрачен, а сами крылья брошены химере, которая набросилась на них с такой резвостью, будто была гибкой кошкой, а не неуклюжей тушей. Послышалось урчание и хруст костей, сопровождаемые хрипами, издаваемыми сломанным носом твари.
Верховный демон направился прочь от пиршества, на ходу подхватив мальчишку на руки. Тот до сих пор не пришёл в себя от увиденного и пережитого, инстинктивно ухватившись за плечо мужчины, который в данный момент был единственной надёжной защитой и опорой в этом жутком ромирье. Очнулся малыш уже в одной из комнат, сидя на коленях и утыкаясь носом в плечо Лорда. Утирая слёзы исцарапанными ладошками, крысёныш с удивлением наблюдал за тем, кто в прежнюю их встречу высказывал лишь презрение к столь жалкому и бесполезному существу, каким был Палл. И внезапно так близко был и сам Верховный, и странное лицо с такими жуткими глазами, один из которых был заключён в драконовы пластины. Мальчишке до ужаса хотелось коснуться частички самого настоящего дракона, но он боялся даже громко выдохнуть, чтобы не вызвать гнев демона.
- У людей есть поверье, что броня из кожи дракона защищает от всего. Даже от смерти. Но если это так, то почему величавые существа всё же умирают? – Голос мужчины раздался так неожиданно, что Палл вздрогнул и наверняка бы упал на пол, не удержи его демон. – Хотя в чём люди правы, так это в том, что иногда драконью броню не отличишь от камня…
Лёгкое движение, и маленькая ладошка касается прохладных и гладких пластин у чёрного глаза. Палл едва ощутил прикосновение руки Верховного и совсем не заметил, как тот коснулся своими пальцами его руки и уж тем более не заметил. Когда именно его покрытые коростами пальчики скользнули на драконью кожу. Да и неважно это для ребёнка, которого переполняет восторг от близости мечты. Ведь кому не то, что из крысят болотного племени, из взрослых удавалось хотя бы увидеть дракона? А маленький Палл касался гладкой кожи, проводил пальчиками по пластинам, совершенно заворожённый их переливом в свете свечи. Восторг пылает в глазах мальчишки, который уже совершенно забыл о том, что всего минуту назад дрожал от страха.
Тихий звон нарушает идиллию. Волшебные переливы пропадают, а крысёнок будто просыпается ото сна, с почти паническим ужасом глядя на собственные изуродованные болезнями ладони, которыми он посмел прикоснуться к Лорду. Но вместо того, чтобы впасть в гнев, тот лишь улыбается. В руке мужчины – бронзовый диск с вырезанными на нём символами. Именно от него исходит тихий перезвон. Астролябия опускается в ладошки Палла. Тот так удивлён неожиданному подарку, что даже не может сказать простое «спасибо». Но слова и не нужны. На столе лежит старая потрёпанная книга с пустыми страницами, перо и сиявшего крыла, стакан молока да ржаная булка. Вот и всё незатейливое имущество крысёнка. Верховный встаёт со стула, садит ребёнка на тёплое одеяло, щёлкает по носу и отходит к двери.
- Чьи это были крылья? И зачем мне перо? И зачем эта… вещь дана именно мне? – Палл, кажется, сам изумлён собственной дерзостью. Ещё никогда он не осмеливался заговорить с демоном. Даже в собственных мыслях малыш соблюдал иерархию. Но в голосе его едва слышится упрямство. Лорд касается рукой двери и улыбается.
- Это перо его сегодня принадлежало одному из хевен. Этот чудак летал и гонял виверн. И слишком поздно понял, что его невнимательность стала фатальной. А теперь оно твоё. Ты когда-нибудь станешь следаком и тогда сам поймёшь, зачем нужен подобный подарок. – Голос демона совсем не ледяной и не пугающий. Палл с жадностью прислушивается к каждому слову. – А астролябия нужна для поиска пути. С ней ты сумеешь пройти не один мир. И каждый раз она будет твоим сердцем. Если, конечно, в душе не будет страха. А теперь, бестолочь, ешь и ложись спать. Уже глубокая ночь…
Усмехнувшись, мужчина выходит и плотно закрывает за собой дверь. Маленькие пальцы крепко стискивают бронзовый диск. На таинственные знаки падает слеза. Вторая и третья скользят по щекам. Крысёнок обещает, что больше никогда не будет бояться…
Сколько лет прошло с тех пор, как крыс сам начал бродить по мирам? Год, сто, тысяча? Он сам уже не помнит, когда именно отпустил руку наставницы. Когда его книга и перо стали вечными спутниками, а астролябия – путеводной звездой. С тех пор он узнал и о хевен, и об адгойцах, и о химерах, и даже о том, что «гхархе» всего лишь звук, заставляющий полукровок прислушиваться к последующим словам. Вино плещется на дне стакана, а пальцы привычно сжимают такой родной диск. Палл дал себе обещание никогда не плакать и не бояться, и сдержит его. И парень верит, что когда-нибудь Верховный демон обязательно вернётся. А до тех пор следак будет верно служить молодому Лорду. Выпитое вино усыпляет, голова опускается на стол, глаза закрываются, а в воздухе слышится тихий перезвон.
Мысля идёт, а руки и мозг отказываются работать. Зря я два часа над Псиной сидел.
Придётся зарисовки о Верховном и детях отложить на завтра. А сейчас - сон. e___e